— ...его книги так непопулярны — их же невозможно читать...

— ...никто его толком не читал, хоть у многих в те годы стояли его книги на полках...

— Более занудного автора я не читал — хоть и читал много.

— Возможно — это просто типично женский писатель.

Это некоторые из комментариев к замечательному посту на Голосе "Лекарство от депрессии Александра Грина, или где находится Зурбаган", написанному несколько дней назад.

О том, что книги Грина трудны для прочтения, я слышал и раньше.

Сам я впервые начал читать его произведения лет в тринадцать или четырнадцать.

Не помню, какое из них было первым. Быть может "Алые паруса". Или "Блистающий мир".

Я искал фантастику. Мне не хватало ее. Вся фантастика домашней библиотеки была перечитана многократно. Также были перечитаны все фантастические книжки из дедушкиного дома и из поселковой библиотеки, куда бабушка ходила пару раз в месяц, и я иногда вместе с ней. Ждать по месяцу очередной фантастический рассказ из "Юного техника", "Науки и жизни" или "Техники-молодежи" — терпения уже не было. И я открыл одну из шести книжек собрания сочинений, темно-зеленого цвета, стоящих на полке среди подписных изданий, куда я заглядывал не часто.

И получил целый мир.

Яркий и красочный.

Освещенный жарким южным солнцем, с кучевыми облаками над горными вершинами, обдуваемый всеми морскими ветрами, весенней капелью, морскими брызгами и южными звездными ночами.

На раскрытой ладони, доверчиво протянутой мне.

"Бегущая по волнам".

"Золотая цепь".

Всех этих книжек хватило всего лишь на месяц-полтора.

Все хорошее быстро кончается.

"Истребитель".

"Пропавшее солнце".

"Окно в лесу".

Я стал искать еще.

Спрашивать у друзей.

— Как ты можешь его читать? Это же невозможно читать! — слышал я не раз от них.

"Крысолов".

"Фанданго".

Помните как в школе вы не любили длинные отрывки описаний природы у классиков, и не понимали, зачем вас заставляют их читать и пересказывать?

Здесь то же самое. Абзацы на шесть, восемь или десять строк — и все это одно-два предложения. Пока прочтешь до конца, забыл, с чего начиналось.

"Синий каскад Теллури".

"Львиный удар".

"На облачном берегу".

Я раскрыл этот небольшой секрет. Он, на самом деле, очень прост.

Он так и называется: "Как нужно читать книги Александра Грина".

Лайфхак, как сказали бы сегодня. Вам тоже расскажу.

"Циклон в Равнине Дождей".

"Сердце пустыни".

"Преступление Отпавшего Листа".

— У меня дома есть полное собрание сочинений Грина, — сказал мой лучший друг, — приходи, бери, читай, если он тебе так нужен.

"Огонь и вода".

"Зурбаганский стрелок".

Уроки закончились, мы пошли к нему.

На книжной полке, среди подписных изданий стояли книжки Грина.

Те же, что и у меня дома.

Все шесть.

Только переплеты были серого цвета.

"Золотой пруд".

"Штурман «Четырёх ветров»".

"Дикая роза".

Одни названия чего только стоят.

И секрета на самом деле-то особого и нет.

Просто когда читаешь Грина — нужно представлять.

Каждые три-четыре слова.

Попробуйте, это не сложно.

Прочел — представил картинку, прочитал пару слов дальше — представил снова.

Предложение за предложением.

Это словно картина, которую рассматриваешь частичка за частичкой.

Чтобы в итоге увидеть ее всю.

Каждый его абзац — такая картина.

Каждое его произведение — яркий кусочек мира.

Кусочек Зурбагана, Лисса, Покета.

И целый мир, вот он — на раскрытой ладони, бери.

Я стоял на палубе, смотря на верхушки мачт и вершины лесных великанов-деревьев, бывших выше мачт, над которыми еще выше шли безучастные, красивые облака. Оттуда свешивалась, как застывший дождь, сеть лиан, простирая во все стороны щупальца, надеющихся, замерших завитков на конце висящих стеблей. Легкий набег ветра привел в движение эту перепутанную по всему устойчивому на их пути армию озаренных солнцем спиралей и листьев. Один завиток, раскачиваясь взад-вперед очень близко от клотика грот-мачты, не повис вертикально, когда ветер спал, а остался под небольшим углом, как придержанный на подъеме маятник. Он делал усилие. Слегка поддал ветер, и, едва коснувшись дерева, завиток мгновенно обвился вокруг мачты, дрожа, как струна.

...Половина горизонта предстала нашим глазам в блеске иллюминации. В воздухе висела яркая золотая сеть; сверкающие гирлянды, созвездия, огненные розы и шары электрических фонарей были, как крупный жемчуг среди золотых украшений. Казалось, стеклись сюда огни всего мира. Корабли рейда сияли, осыпанные белыми лучистыми точками. На барке, черной внизу, с освещенной, как при пожаре, палубой вертелось, рассыпая искры, огненное, алмазное колесо, и несколько ракет выбежали из-за крыш на черное небо, где, медленно завернув вниз, потухли, выронив зеленые и голубые падучие звезды. В это же время стала явственно слышна музыка; дневной гул толпы, доносившийся с набережной, иногда заглушал ее, оставляя лишь стук барабана, а потом отпускал снова, и она отчетливо раздавалась по воде, - то, что называется: "играет в ушах". Играл не один оркестр, а два, три... может быть, больше, так как иногда наступало толкущееся на месте смешение звуков, где только барабан знал, что ему делать. Рейд и гавань были усеяны шлюпками, полными пассажиров и фонарей. Снова началась яростная пальба. С шлюпок звенели гитары; были слышны смех и крики.

Александр Степанович Грин. Бегущая по волнам.
"http://lib.ru/RUSSLIT/GRIN/begush.txt"

Обычную серую повседневную действительность прикосновениями пера он превращал в невиданную сказочную реальность.

Мир, населенный удивительными людьми.

Мир, с происходящими в нем причудливыми, невозможными и загадочными событиями.

Мир, такой далекий и такой недостижимый, словно ушедший от нас, возврата к которому уже нет.

Так серый, невзрачный камешек под рукой опытного мастера после огранки, превращается в сверкающий бриллиант, рассыпающий звездные лучи среди пыльной темной захламлённой мастерской.

Девушка засмеялась. Светящийся жук описал над головами плывущих фосфорическую дугу и ткнулся в складки платья Изотты, запятнав ее грудь дрожащим зеленоватым кружком. Тотчас же Рег увидел затлевшие пальцы девушки; схватив насекомое, она быстро запутала его волосами около уха. Огненная шпилька выделяла из тьмы половину ее лица, вторая половина осталась затушеванной мраком.
— Зачем вы сделали это? — серьезно спросил Рег.
— Зачем? — Изотта пожала плечами. — Потому что у меня нет драгоценностей. Кто живет только морем, тот ценит и раковины и вот эти волосатые угольки. Они довольно милы, Рег. Правда?
— Я отвечу вам завтра, Изотта. — Рег обернулся. — Поворачивайте, иначе мы сядем на мель.
Киль скрипнул о песок, лодка накренилась и остановилась. Выходя, Рег коснулся ногой берега одновременно с Изоттой, легкий силуэт ее отдалился к кустам и замер.
Рег постоял немного, раздумывая, вытащить лодку на сушу или возвратить океану; затем нагнулся, расшатал суденышко, заплывшее по килю песком, и оттолкнул его в синюю тьму.

...Видения перешли в сон, но и здесь, не покидая дремлющего сознания, благоухала трава, обвеянная сухим ветром.
Когда рассвет посмотрел в закрытые глаза спящих — Рег приподнялся.
Дымчатое на горизонте и ясное в зените небо растопило звездный узор, голубея от брызнувших за холмами прозрачных ливней зари. Неяркие ковры света устилали траву; беглый золотой блеск дрожал в матовой от росы зелени.

Александр Степанович Грин. Синий каскад Теллури.
"http://lib.ru/RUSSLIT/GRIN/telluri.txt"

Мир Грина не возник из ничего.

Во многом и часто Грин описывал черноморские города.

Керчь, Феодосия, Севастополь, Старый Крым.

Он ходил мимо них в юности, когда был моряком.

Он жил там в свои последние годы.

Он превратил их в Зурбаган, Покет, Лисс.

Нет более бестолкового и чудесного порта, чем Лисс, кроме, разумеется, Зурбагана. Интернациональный, разноязычный город определенно напоминает бродягу, решившего наконец погрузиться в дебри оседлости. Дома рассажены как попало среди неясных намеков на улицы, но улиц, в прямом смысле слова, не могло быть в Лиссе уже потому, что город возник на обрывках скал и холмов, соединенных лестницами, мостами и винтообразными узенькими тропинками. Все это завалено сплошной густой тропической зеленью, в веерообразной тени которой блестят детские, пламенные глаза женщин. Желтый камень, синяя тень, живописные трещины старых стен: где-нибудь на бугрообразном дворе — огромная лодка, чинимая босоногим, трубку покуривающим нелюдимом; пение вдали и его эхо в овраге; рынок на сваях, под тентами и огромными зонтиками; блеск оружия, яркое платье, аромат цветов и зелени, рождающий глухую тоску, как во сне — о влюбленности и свиданиях; гавань — грязная, как молодой трубочист; свитки парусов, их сон и крылатое утро, зеленая вода, скалы, даль океана; ночью — магнетический пожар звезд, лодки со смеющимися голосами — вот Лисс. Здесь две гостиницы: "Колючей подушки" и "Унеси горе". Моряки, естественно, плотней набивались в ту, которая ближе; которая вначале была ближе — трудно сказать; но эти почтенные учреждения, конкурируя, начали скакать к гавани — в буквальном смысле этого слова. Они переселялись, снимали новые помещения и даже строили их. Одолела "Унеси горе". С ее стороны был подпущен ловкий фортель, благодаря чему "Колючая подушка" остановилась как вкопанная среди гиблых оврагов, а торжествующая "Унеси горе" после десятилетней борьбы воцарилась у самой гавани, погубив три местных харчевни.

Александр Степанович Грин. Корабли в Лиссе.
"http://lib.ru/RUSSLIT/GRIN/r_liss.txt"

Автор вышеупомянутого поста на Голосе называет произведения Грина фэнтези.

Мне кажется это близким, но не очень точным.

Фэнтези — это, наверное, больше к Толкиену.

Фантастика? Тоже не совсем. Хотя многие сюжеты его произведений фантастичны.

Точнее всего, наверное, обозначил характер произведений, да и самого мастера, Константин Паустовский, в романе "Черное море". Совсем небольшой рассказ оттуда. Называется "Сказочник". Вернее выдержки из него.

...Грин — человек с тяжелой, мучительной жизнью — создал в своих рассказах невероятный мир, полный заманчивых событий, прекрасных человеческих чувств и приморских праздников. Грин был суровый сказочник и поэт морских лагун и портов. Его рассказы вызывают легкое головокружение, как запах раздавленных цветов и свежие, печальные ветры.

Грин провел почти всю жизнь в ночлежных домах, в грошовом и непосильном труде, в нищете и недоедании. Он был матросом, грузчиком, нищим, банщиком, золотоискателем, но прежде всего — неудачником.

Взгляд его остался наивен и чист, как у мечтательного мальчика. Он не замечал окружающего и жил на облачных, веселых берегах.

Только в последние годы перед смертью в словах и рассказах Грина появились первые намеки на приближение его к нашей действительности.

Романтика Грина была проста, весела, блестяща. Она возбуждала в людях желание разнообразной жизни, полной риска и «чувства высокого», жизни, свойственной исследователям, мореплавателям и путешественникам. Она вызывала упрямую потребность увидеть и узнать весь земной шар, а это желание было благородным и прекрасным. Этим Грин оправдал все, что написал...

...Мы вышли в горы. Солнце катилось к закату. Его чистый диск коснулся облетевших лесов. Ночь уже шла по ущельям. В сухих листьях шуршали, укладываясь спать, птицы и горные мыши.

Первая звезда задрожала и остановилась в небе, как золотая пчела, растерявшаяся от зрелища осенней земли, плывущей под ней глубоко и тихо.

Я оглянулся и увидел в просвете ущелья тот холм, где была могила Грина. Звезда блистала прямо над ним.

Паустовский Константин — Том 2. Черное море. Дым отечества.
"https://royallib.com/book/paustovskiy_konstantin/tom_2_chernoe_more_dim_otechestva.html"

"Пролив бурь".

"Лунный свет".

Он действительно был сказочником.

Добрым и суровым сказочником.

Вокруг росла молодая страна, шумели пятилетки, ударным трудом строились заводы и фабрики, плотины и электростанции.

Грин был далек от всего этого.

У него был свой мир. Свой блистающий мир и свои облачные берега.

Мирным теплым летом 2013 года, еще до последних геополитических событий, мы впервые приехали в Феодосию.

Искали просто пляжный отдых. Галька на пляже нас не устраивала, от песка море мутное, а вот мелкий ракушечник — самое то.

Как оказалось, такой пляж есть — самый огромный пляж в Европе. Расположен в окрестностях Феодосии, в Береговом. Так и называется Золотой Пляж.

Попутно, выискивая информацию в Сети, смотря видеоролики, выяснили, что в Феодосии есть и дом-музей Грина.

Там он жил несколько лет.

"На склоне холмов".

"Земля и вода".

"И для меня придёт весна".

Вышли на Айвазовской. В душную южную акациевую синеву. Поезд укатил дальше.

В желтый, полностью набитый старенький автобус "Богдан", посмотрев, с сумками не полезли. Пошли к привокзальным таксистам.

— Нам до "Катюши", — сказали мы одному из них.

— Восемьдесят гривен, — отвечал он.

— Нет, не больше сорока, — гордо возразили мы, наученные Интернетом.

— Дайте хотя бы пятьдесят! — взмолился он.

— Хорошо. Пятьдесят и поехали! — нагло согласились мы.

— А вот здесь не очень дорого, — посоветовал он прибрежный кемпинг, когда проезжали Камыши, — и от Золотого Пляжа недалеко.

— Да и дельфинарий поблизости, — подхватил я, — И "Пляж 117". Но все-таки нет, нам нужно в Береговое и Приморский, в "Катюшу".

— Вы сюда в который раз приезжаете? — спросил он с подозрением.

— В первый.

— А откуда так все хорошо знаете?

— Из Интернета, там посмотрели.

На самом деле, и я это только потом понял, мне уже был знаком этот пейзаж, эти серебристые камыши, шелестящие под морским ветром, эти соляные болотистые озера, неподалеку от моря, полоска берега, прибрежные камни, холмы на горизонте, переходящие в горы, это низкое серое небо с клубящимися облаками, с лучами солнца, выбивающимися из них. И это море.

Грин жил здесь.

И описывал, то что видел.

И делал это так хорошо, так пронзительно и ясно, что все это видел и я, читая его книги.

К полному, окончательно устойчивому сознанию меня вернул соленый запах моря и теплый ветер, полоскавший лицо сильными вздохами. Я осмотрелся. Была ночь; вверху, вспыхивая, мерцали звезды, и море было полно звезд; воздушная, прозрачная пустота ночи шумела подо мной голосами прибоя, шуршал мокрый гравий и раковины, перебрасываемые узкой лентой волны, засыпающей с разбегу на побережьи; движущаяся линия океана внизу блестела фосфорическим светом позолоченных подводным огнем волн.

Александр Степанович Грин. На склоне холмов.
"http://lib.ru/RUSSLIT/GRIN/nasklone.txt"

В пафосную и дорогую белокаменную "Катюшу" мы не попали.

— У нас только по предварительному бронированию, — сказала надменная администраторша, — свободных мест нет.

— Нет, так нет, — привычно сказали мы друг другу.

Перешли дорогу и пошли по направлению к Приморскому, в "Нимфей".

— Постояльцев принимаете? Нам нужен самый лучший номер с видом на море! — нахально заявили мы, ввалившись в фойе. — И чтобы не выше второго этажа.

Оторопев от такой наглости дежурный администратор даже спорить не стала. Номер нашелся быстро. И даже с дополнительным диваном. Но это не главное.

Главное, что прямо под балконом узкая полоска пляжа и до самого горизонта шумит и плещется огромное синее Черное Море.

Такого великолепия у нас еще не было.

Между тем неприятельский флот остановился в далеком архипелаге, где, как в раю, солнце мешалось с розовым отблеском голубой воды, – среди нежных пальм, папоротников и странных цветов; пламенные каскады лучей падали в глубину подводных гротов, на чудовищных иглистых рыб, снующих среди коралла. Из огромных труб неподвижных стальных громад струился густой дым. Тяжелое любопытное зрелище! Крепость и угловатость, зловещая решительность очертаний, соединение колоссальной механичности с океанской стихией, окутанной туманом легенд и поэзии, – сказочная угрюмость форм, причудливых и жестких, – все вызывает представление о жизни иной планеты, полной невиданных сооружений!

Александр Степанович Грин. Истребитель.
"https://bookscafe.net/read/grin_aleksandr-istrebitel-172271.html#p1"

Собирались съездить на экскурсию на развалины Генуэзской крепости, заодно набрать там семена каперсов, да так и не съездили. И так было понятно, что мы увидим там и поблизости. Жесткие колючки у руин, акации, выжженная солнцем трава, старинный храм с зарослями серебристых, гнущихся под морским ветром камышей, маяк на скале неподалеку.

Собирались прогуляться по Феодосии, зайти в музей Грина. Не получилось.

Были только яркое солнце, высокое, словно акварельное, небо, полоска золотистого ракушечника на пляже и лазурное море.

Дом был построен на самом краю пропасти — меж стеной и отвесом бездны оставалась тропинка фута два шириной. Лорх видел в россыпи белых звезд полную, над горным хребтом, луну; ее свет падал в пропасть над непроницаемым углом тени. Смотря за окно в направлении ног, Лорх видел на обрыве среди камней куст белых цветов. Он думал, что цветы эти останутся, а его, Лорха, не будет.

Александр Степанович Грин. Борьба со смертью.
"http://lib.ru/RUSSLIT/GRIN/borsosm.txt"

За пару дней до конца отпуска выяснилось, что в воздуховоде кондиционера в нашем номере живет здоровенный паук, размером с небольшое яблоко. И с ним еще один, чуть поменьше. И когда мы, сидя вечером на открытом балконе, любовались морским закатом, они тоже вылезали и любовались вместе с нами. Сидя над нами.

— Надо их отсюда выгнать!

— Зачем? Мы сюда приехали на несколько дней и через пару дней уедем. А они здесь живут и всегда жили. Даже когда не было этой гостиницы, они жили в прибрежных камнях.

Повсюду, до самого леса, низко черневшего на горизонте, тянулась незнакомая, зловещая равнина, поросшая желтовато-белым, угрюмым мохом и редким осинником. Осенний ветер неистово гнул тоненькие деревца, с унылым свистом прорезая их судорожно трепещущую листву. Беспрестанно, нагибаясь почти до самой земли, кланялись они темнеющему, обложенному тучами небу, и холодный дух воздуха шумно рвался над ними к багровому, стынущему закату.

Александр Степанович Грин. Окно в лесу.
"http://lib.ru/RUSSLIT/GRIN/oknovles.txt"

Две недели пролетели быстро.

Все хорошее быстро заканчивается.

В желтом, старом, маленьком набитом автобусе "Богдан" мы возвращались в Феодосию. К вокзалу шли по Галерейной.

Подошли к небольшому домику в белой побелке. Музей Грина. До поезда оставалось еще полтора часа.

Музей был закрыт.

Постояли у его дверей, рядом с корабельным якорем, сорвали маленькую веточку розовой шелковой акации, растущей здесь же.

На память.

Море дымилось, вечерний туман берега рвался в порывах ветра, затягивая Пролив Бурь сизым флером. Волнение усиливалось; отлогие темные валы с ровным, воздушным гулом катились в пространство, белое кружево вспыхивало на их верхушках и гасло в растущей тьме.

Александр Степанович Грин. Пролив бурь.
"https://royallib.com/book/grin_aleksandr/proliv_bur.html"

В общем-то и не было особой необходимости посещать этот музей.

Это было не столь важно.

Я и так знал, что я в нем увижу.

Скромные вещи и скромную обстановку, в которой так недолго в начале прошлого века жил скромный человек.

Человек, который создал целый блистающий мир и на открытой ладони принес его нам.

Океан тонул в зное. Красный песок берега, обрезанный к материку тенистой чертой леса, сиял гладкой, лучистой плоскостью, исчезавшей в крутом повороте мыса. На ровной его поверхности вытянулись зигзагом два следа: крупный и маленький. В начале своего появления они держались друг от друга на расстоянии около десяти футов; дальше, к мысу, промежуток этот суживался наподобие острия шпаги. На повороте, за волнистым хребтом каменных валунов, следы, перебиваясь, уничтожили последнюю, крошечную дистанцию и исчезли в сухом блеске камней.

Александр Степанович Грин. Синий каскад Теллури.
"http://lib.ru/RUSSLIT/GRIN/telluri.txt"

28.02.2019

С уважением, Ваш @mp42b.

Ранее данный пост был опубликован в моем блоге на ГОЛОСе:
Александр Грин и его облачные берега. Далекие и недостижимые...